Попробуйте вспомнить ситуацию из своей жизни (лучше из недавних), которую Вы можете охарактеризовать, как «отвержение». Что в этот момент делал (или не делал) тот, кто его демонстрировал в Вашу сторону? Что Вы чувствовали? Как отреагировали на этот опыт? Влияет ли он на Вашу жизнь сейчас? Как часто напоминает о себе?

Ответы на эти вопросы – это знакомство с собственной пограничностью. Как и любое психическое свойство, она присутствует в каждом человеке. Все дело лишь в объеме, который она занимает в личности. Или условиях, в которых этот объем может мгновенно и стремительно нарасти. Например, у Вас есть подруга. Вы расцениваете Ваши отношения, как близкие и доверительные. И примерно знаете, как она реагирует на то или иное Ваше поведение. И эта реакция для Вас вполне понятна. Но вдруг, через 5 лет знакомства, происходит что-то новое. Пусть это будет Ваше опоздание на встречу. Всегда приходили вовремя, и вдруг опоздали. И ее реакция создает у Вас ощущение, что с Вами рядом совсем не Ваша подруга, а совсем другой, незнакомый человек. Да и разговаривает он вовсе не с Вами, а с какой-то фигурой из прошлого, которая «всегда опаздывает». Это активировался пограничный опыт.

Или же Вы встречаетесь с такой собственной реакцией на чье-то поведение. А когда аффект позади, то непонятно, что за шлея попала Вам под хвост. И остается удивление, стыд, вина за свое поведение, которым Вы и управлять то в тот момент не могли.

Если пограничности в Вас немного, то и ситуации такие не сразу вспомнятся. И будут достаточно серьезны со стороны внешнего наблюдателя. Например, Вы были в школе и расплакались, а учительница начала прилюдно стыдить и высмеивать. Отвержение здесь было в принятии Ваших реальных переживаний. Или отношения закончились так, что Вы оказались брошенным весьма неожиданно для Вас. Как гром среди ясного неба, в котором ничего не предвещал беды. Такие потери часто связаны со смертью или предательством.

Но что считывается как отвержение, когда в личности присутствуют не просто пограничные черты, а достаточно сильно выражены? Этот список достаточно богат:

- любое игнорирование (невербальное, вербальное, немедленно не ответил, не отозвался на мою просьбу сию секунду, не заметил, что мне плохо сейчас, не догадался, чего мне нужно и не дал мне это, молчание);

- любой отказ (подчиниться немедленно противоречивым требованиям, стать таким, как я хочу, выполнить просьбу, имея реальную возможность ее выполнить или даже не имея ее).

Если обобщать, то это «любой выбор себя вместо меня»!

В случае выраженной пограничности у человека очень голодная потребность в близости. Если в его детстве был хотя бы один человек, который эту потребность удовлетворял, то у него больше шансов построить близкие отношения сейчас. И даже сохранить их. Но опыт отвержения, которого очень много внутри, активируется против его воли, «включаясь» на те условные сигналы, которые я перечислила выше.

Если ресурса совсем мало, то выбор в отношениях делается вот в какую сторону: «меня никто не сможет отвергнуть, если я никого не подпущу к себе» И тогда это нарастание явлений аутизации, утяжеление расстройства.

Если его немного побольше, то «я конечно подпущу потому что очень нуждаюсь в близости, но верить никому не буду, всегда буду начеку в отношениях, и не допущу, чтобы меня вновь отвергли». Естественно, в такой ситуации о близости речь не идет, она заменяется суррогатом. Так как истинная близость в неволе не размножается. Она возможна только там, где есть свобода приближаться, и свобода отодвигаться.

Давайте разберемся, почему фигура отвержения приобретает сверхценность. Дело в том, что Я такого человека не является целостным, оно раздроблено травматическим опытом. Обычно это травма развития – хроническое отвержение, с которым сталкивался человек в детстве. Пережить это возможно было только путем отчуждения от себя тех частей, которые в этих близких отношениях назывались «плохими» путем пристыживания, обвинения или просто ухода мамы при демонстрации определенного поведения. Собрать эти части в одно Я – это значит встретиться со всеми болезненными чувствами, которые вытеснялись в таком опыте. А на это попросту нет ресурса. А стремление к целостности есть. Что же происходит дальше? «Если я наделю своими отчужденными качествами окружающих, и с ними буду рядом, то я почувствую себя целостным; а если они отойдут от меня, то я растеряю и свои части». Самое сильное субъективное переживание в этот момент – это исчезновение. «Когда он уходит, меня нет». Другой своим присутствием подтверждает мое существование. И этот опыт очень страшный.

Уже исходя из стремления не быть отвергнутым может совершаться разные действия, то есть это стремление может по-разному проявляться в поведении. Я думаю, что условно их можно разделить на две большие группы:

• агрессивное поведение.

«Если я очень очень сильно нуждаюсь, но ресурса (да и просто способа) просить у меня нет, то я начинаю требовать, проявляя количество агрессии, прямо пропорциональное нуждаемости»

• аутоагрессивное поведение

«Если я очень нуждаюсь, но знаю, что эти отношения не переживут предъявления агрессии, то я отправлю ее на себя. И тогда отношения точно сохранятся»

 Этот выбор (проявлять агрессию вовне или оставлять ее внутри) также формируется в детстве. Но также они могут чередоваться. В зависимости от близости в отношениях, и чувства безопасности в них. Тогда домашний тиран на работе оказывается милейшим человеком.

Именно поэтому в терапии пограничной личности появление агрессии в адрес терапевта – очень хороший знак, так как снижается суицидальный риск.

Я не буду детально описывать процесс терапии, об этом написано немало. Упомяну лишь две важные точки, в которых, на мой взгляд, происходит перелом. Так как терапия пограничного клиента – длительный процесс, в котором очень долго могут отсутствовать изменения, то эти точки могут быть весьма поддерживающими.

• Признание ограничений Другого. В картинке мира пограничного клиента он обязательно будет отвергнут в любых отношениях потому что он «плохой». Когда удается увидеть ограничения Другого, и «расцепить» связку поведения Другого рядом исключительно со своей фигурой, то это огромный шаг. Проявляется это тем, что клиент начинает видеть терапевта, как человека, а не как функцию.
• Когда прошлое перестает быть настоящим. Не жить в настоящем, потому что часто это недостижимая цель, а именно быть его синонимом. В тот момент, когда человек сталкивается с сигналом «меня отвергают», он будто ныряет под воду на несколько лет назад, полностью становясь тем ребенком, который многократно переживал этот опыт. Возможность разделять в этом месте: «все это было со мной раньше, и я правда переживаю чувства из прошлого, и они активировались потому что терапевт молчит точно так как молчала целыми днями моя мама, но терапевт не моя мама, и я уже не этот ребенок» безусловно не избавляет от переживаний, которые буквально вторгаются. Но делает их переносимыми. С этого момента возможно начать управлять своим поведением, сохраняя в фокусе восприятия две ситуации: было и есть.

Когда эти две точки пройдены мама перестает быть той единственной фигурой, которая может исправить то, что она натворила (а по факту может очень редко, ведь вела себя она так из собственных ограничений, а не по своему сознательному выбору). То есть близость, принятие, признание, уважение становится возможным черпать из других источников, а не преданно надеяться, что мама наконец-то одумается. Ответственность возвращается самому человеку.

В завершение хочется сказать, что часто люди с таким непростым опытом и сложным поведением являются на самом деле очень преданными, верными, умеющими ценить искренность и благодарными. Просто часто это глубоко спрятано прежде всего от них самих. И нет удовольствия больше, как наблюдение за тем, как это начинает появляться, оживать. После тонн боли и непростых чувств. Луч света в темном царстве. Это луч предвестник яркого света и всего, что в нем рождается, и приобретает очертания и цвета.

Автор: Татьяна Демьяненко